Фридерик Шопен. Дружба с Мицкевичем

Неотвязные думы о родине не оставляли Шопена. Вести из Варшавы не радовали. Варшавский университет был закрыт, лицей тоже. Отец композитора, проработавший в лицее более двадцати лет, остался без места.

Гнетущую атмосферу политического безвременья воссоздает в своих стихах польский поэт Адам Мицкевич:

...Там в горьком трауре мои собратья,
И воздух тяжелеет от проклятья,
В ту сферу страшную лететь боится
И буревестник -- грозовая птица...

В Париж Мицкевич прибыл в один год с Шопеном. Дом поэта был местом постоянных встреч польских эмигрантов. В кругу друзей и соотечественников поэт нередко читал свои творения. Героические поэмы <<Пан Тадеуш>>, <<Конрад Валленрод>> и <<Дзяды>> производили на Шопена огромное впечатление.

Как некогда в детстве, прекрасные произведения Мицкевича побуждали Шопена к импровизациям на мелодии польских песен. Его игра глубоко волновала собиравшихся у Мицкевича соотечественников и самого поэта. <<Их слезы, вызванные моей музыкой, разве не лучшая награда для национального художника?>> -- говорил Шопен.

Вслед за свободными импровизациями звучали Шопеновские мазурки. Задорно-веселые, с характерными резкими акцентами и притопыванием, они переносили слушателей в праздничную атмосферу польского бала. Совсем иными были напевные лирические мазурки. Сохраняя ритмическую основу польского народного танца, Шопен раскрывал в них многообразные стороны душевного мира: раздумья о судьбах родной земли, сумрачные, меланхолические настроения, воспоминания о прошлом. А некоторые мазурки казались живыми картинками быта польской деревни. На фоне волынок и контрабасов звучат в них незатейливые мелодии веселых танцев: мазура, куявяка, оберека. Шопен называл их <<образки>>. За мазурками следовали величавые полонезы, поражающие яркой картинностью замысла. Могучий, празднично-радостный полонез ля мажор звучал как победный блестящий марш. И напротив, суровая и скорбная музыка полонеза до минор вызывала в воображении слушателей скорбную картину траурного шествия.

Но самое большое впечатление производили на всех Шопеновские баллады. В особенности первая из них, героико-драматическая баллада соль минор.

-- Это же поэма <<Конрад Валленрод>>, -- говорили между собой посетители вечеров в доме Мицкевича. -- Но почему же пан Фридерик не уточнил в заголовке баллады, какое именно из произведений нашего великого поэта вдохновило его?

-- Пана Фридерика можно понять, -- замечает один из друзей композитора. -- Укажи он заглавие поэмы, и сейчас же дотошные любители этой пьесы станут искать в ней каждую строчку, каждую сцену поэмы <<Конрад Валленрод>>.

Не меньшее впечатление произвели на польских друзей Шопена его вторая и третья баллады. Все чаще и чаще звучали они на дружеских собраниях любителей польской литературы. Завораживающе прекрасная музыка сказочно-лирической третьей баллады (ля-бемоль мажор) у многих ассоциировалась со стихотворением Гейне <<Лорелея>>.

-- Не Лорелея это, -- возражали другие. -- Не коварная рейнская чаровница. То наша родная польская свитезянка.

И разгорается горячий спор.

-- Не то говорите, друже. <<Свитезянка>> -- другая баллада пана Фридерика.

И увлеченный спором любитель Шопеновской музыки наигрывает начало Второй баллады. Простую и нежную мелодию народного склада.

-- Можно представить себе и тихую гладь озера Свитезь, воспетого нашим Мицкевичем, и девушку, что гуляет по берегу с молодым охотником:

Кто там мелькает в лунном сияньи,
Кто там идет -- отзовитесь!
Юноша с девой ходят в молчаньи
Берегом озера Свитезь...

-- А далее тревожная, бурная музыка, -- продолжает исполнение баллады пианист-любитель. -- Словно бы налетел сердитый шквал: <<Ветер качает темные ивы, бурно вздымаются волны>>,-- говорится в стихах Мицкевича. И вновь возвращается тихая песня. Но теперь она звучит не так спокойно и безмятежно, как в первый раз. Теперь она рисует не простодушную деревенскую девушку, а свитезянку, девушку, обратившуюся в русалку.

Не сдержал молодой охотник клятвы верности, потому и увлекла его в пучину подводная чаровница. И снова возвращается музыка бури. Лишь оказавшись в бушующих волнах, узнает юноша в чертах русалки знакомый облик лесной девушки, той, которой он клялся в верности. Свитезянка мстит за измену, увлекая неверного на дно озера...

-- А возможно, это и не о той свитезянке рассказывает музыка, -- задумчиво промолвил один из присутствующих. -- Ведь у пана Мицкевича не одна баллада про озеро Свитезь. Припомнил он в других стихах древнее славянское предание о старинном городе, которому грозило разорение. И волею судеб волны озера скрыли его от злых врагов. Опустился город на дно озера Свитезь. А девушки, что жили в нем, стали свитезянками...

Ежели так, то бурная музыка рисует не грозовую непогоду, не клокочущие волны, а картину жестокой битвы. И в таком понимании музыкальные образы баллады пана Шопена словно бы ближе нашей современной жизни, -- размышляет один из молодых поэтов.